Смирнов валерий падение 3 рима. Второе падение третьего рима. Старые и новые обряды

Русский народ вверенное ему Богом сокровище - православие - промотал. Вытеснил из своей жизни.

Русский народ имел смысл существования именно как христианский народ. Москва была подлинным Третьим Римом - третьей столицей православной империи. Как бы ни смеялись над этим либералы, но Третий Рим закончился на нашей памяти, а Четвертому не бывать. Православных империй, к сожалению великому, в мире больше не будет.

Конечно, никакое земное устройство не надо идеализировать: на земле не может быть рая, не может быть, чтобы все было хорошо. Только безумные утописты могут такое воображать. Но православную империю - как форму государственного строя, при которой Церкви наиболее удобно осуществлять свою спасительную миссию, - мы безвозвратно потеряли.

Грозный против монархии

Одно из самых болезненных явлений современной церковной жизни - что существуют безумцы, которые хотят прославить в святых Ивана Грозного.

Иоанн IV - уродство русской истории. Безусловно, это был сумасшедший человек. Возможно, сначала-то он и был нормальным, но потом сошел с ума. Думаю, этот случай, увы, является сильнейшим аргументом в устах всех тех, кто отрицает монархию. Ведь те безобразия, опустошение и террор, которые Иван Грозный устроил на русской земле, - это и есть главная причина того, что вскоре после его смерти началось Смутное время.

Смута - это плод его опричнины и прочих его безумных установлений. Как кто-то из церковных деятелей Смутного времени сказал: «Господь разгневался на Россию ради безумного молчания нашего». Когда творились такие вещи, которые позволял себе Иван Грозный, быть может, только Митрополит Филипп - святой мученик и истинный святитель - гласно против этого восстал. Если хотя бы еще несколько епископов подняли бы голос против - тогда, возможно, Господь не попустил быть Смутному времени.

Но важно помнить, что даже худшие цари, любая власть, и такая бандитская, как большевистская, попускается Богом в наказание согрешившему народу - так к этому и надо относиться .

Монархия не избавляет подданных от напастей, она дает надежду. Есть такой известный афоризм, который я, возможно, не полностью разделяю, но который мне очень симпатичен: «Я за монархию против республики, потому что при монархии на престоле случайно может оказаться добрый и порядочный человек. А при выборах это абсолютно невозможно. Туда он никогда не долезет».

По пути к обвалу

Последствия Смуты русский народ преодолел, собравшись под водительством Минина и Пожарского. Непоправимое случилось позже - при Романовых.

Алексей Михайлович, названный Тишайшим, совершил чудовищную ошибку вместе с Никоном. Они допустили раскол - и наиболее серьезная, наиболее в церковных вопросах сведущая часть русских людей оказалась вышвырнутой, преследуемой.

Теперь ясно, что Романовы рубили сук, на котором сидели. Еще и Церковь существовала, и святые были, и христианские писатели были, но Екатерина бездумно закрывала монастыри - что впоследствии осуждал

Что же такое «отступление»?

Вознесшись на Небо Своей преображенной плотью. Господь не оставил нас. Он ниспослал, исходящего от Отца, Духа Святаго, и так возникло и на земле - Небо! То - Церковь Христова, Которая есть Тело Христово. И каждый волен, приобщившись к Нему, сочетаться с Христом, во Христа облечься, становясь чадом Его Церкви, членом Его Тела. Но то - изволение каждого! И если с возникновением Новозаветной Церкви возникает отбор чад Христовых, то одновременно обозначается процесс и встречный: выявления сынов противления, идущих против Христа и Его Церкви. Христос-Церковь, с одной стороны, а с другой - антихрист-антицерковь! Это не то конечное явление антихриста, которое замкнет историю человечества, а напротив, - явление изначальное для Новозаветной Церкви, но, вместе с тем, носящее на себе уже печать конца. Вот как говорит об этом Апостол Любви: ДЕТИ, ПОСЛЕДНЯЯ ГОДИНА ЕСТЬ. ЯКОЖЕ СЛЫШАСТЕ, ЯКО АНТИХРИСТ ГРЯДНЕТИ НЫНЕ АНИХРИСТИ МНОЗИ БЫША: ОТ СЕГО РАЗУМЕВАЕМ, ЯКО ПОСЛЕДНИЙ ЧАС ЕСТЬ (1 Ин. 2, 18). Другими словами! В плане над-временном, над-историческом все уже свершилось, и настал последний час бытия вселенной. С воцарением на земле Царства Христова, возникало на ней и антихристово начало. Антихрист (замыкающий историю!) грядет, но антихристы уже налицо! Сыны Божий и сыны противления образуют уже изначала два стана, самоопределившихся, и все дальнейшее есть лишь раскрытие полное этой конечной встречи, завершающей бытие Вселенной.

Антихристово начало возникает на земле от соприкосновения с началом Христовым. Оно может рождаться и в самой Церкви, объясняет Апостол Любви: ОТ НАС ИЗЫДОША,: НО НЕ БЕША ОТ НАС: АЩЕ БЫ ОТ НАС БЫЛИ, ПРЕБЫЛИ (УБО) БЫША С НАМИ. НО ДА ЯВЯТСЯ ЯКО НЕ СУТЬ ВСИ ОТ НАС (19). Другими словами! Самый процесс образования Церкви ведет к самоопределению антихристову даже и в недрах самой Церкви, от которой тут же отчуждаются враждебные ей элементы. Проверка, испытание происходит - кто действительно с Христом! Кто - против, тот отпадает. Так одновременно идет отбор и спасающихся во Христе и против Христа восстающих...

Пусть, однако, антихристово начало в действии с самого момента возникновения Церкви Новозаветной: «отступления» еще нет! Отталкиваясь от антихристова начала Церковь лишь расцветает, извергая из себя все ей противное и сохраняя свое изначальное единство, укрепляющееся в процессе самоутверждения Церкви в Истине Христовой. Об «отступлении» грядущем только возвещается изначала верующим - в ответ на их слишком поспешное ожидание встречи с Господом, второй раз на землю имеющим сойти для Страшного Суда. Пусть с пришествием на землю Господа, как Учителя и Искупителя, наступил конец времен, ибо свершилась мiроспасительная миссия Христа-Агнца, но не так еще близко - учит Апостол Языков - приход Его второй на землю в образе Судии и Мздовоздаятеля. ДА НИКТОЖЕ ВАС ПРЕЛЬСТИТ НИ ПО ЕДИНОМУ ЖЕ ОБРАЗУ: ЯКО АЩЕ НЕ ПРИИДЕТ ОТСТУПЛЕНИЕ ПРЕЖДЕ, И ОТКРЫЕТСЯ ЧЕЛОВЕК БЕЗЗАКОНИЯ, СЫН ПОГИБЕЛИ, ПРОТИВНИК И ПРЕВОЗНОСЯЙСЯ-ПАЧЕ ВСЯКАГО ГЛАГОЛЕМАГО БОГА ИЛИ ЧТИЛИЩА, ЯКОЖЕ ЕМУ СЕСТИ В ЦЕРКВИ БОЖИЕЙ АКИ БОГУ, ПОКАЗУЮЩЕ СЕБЕ, ЯКО БОГ ЕСТЬ (2 Сол, 2. 3-4).

Другими словами! Предварено будет, непосредственно, пришествие Христа открытым вознесением, с приравнением себя Богу, некоего человека, в котором воплотится антихристово начало в предельной силе. Это - заключительный этап истории человечества. Но ему будет предшествовать еще нечто - некий, уже длительный, процесс «отступления», то есть массового отхода человечества от Христовой Истины, некоего возвращения его к преодоленным заблуждениям, частичного по началу, но все более расширяющегося. Человечество христианское будет постепенно отвергаться однажды принятой им Христовой Истины! Этот процесс и должен дозреть до такой полноты всеобъемлющей, когда только останется - открыться «человеку беззакония, сыну погибели, противнику», чтобы можно было ему уже безпрепятственно «сесть в Церкви Божией, аки Богу».

Как должно все это происходить - не открывает того Писание. Лишь по мере жизни Церкви в истории мipa раскрывается содержание и формы этого увода и ухода принявшего, было, Христову Истину человечества от этой Истины - ухода, все дальше идущего и все большую захватывающего массу христиан. Но уже с первых шагов христианства указывает нам Церковь ту фазу «отступления», - когда для «верных» пресекается самая возможность безопасного общения с «отступившими». КТО ЕСТЬ ЛЖИВЫЙ, ТОЧИЮ ОТМЕТАЯЙСЯ, ЯКО ИИСУС НЕСТЬ ХРИСТОС, СЕЙ ЕСТЬ АНТИХРИСТ, ОТМЕТАЯЙСЯ ОТЦА И СЫНА (1 Ин., 2, 22). И дальше: ЗАНЕ МНОГИ ЛЕСТЦЫ ВНИДОША В MIP, НЕ ИСПОВЕДУЮЩЕ ИИСУСА ХРИСТА ПРИШЕДША ВО ПЛОТИ: СЕЙ ЕСТЬ ЛЬСТЕЦ И АНТИХРИСТ... ПРЕБЫВАЯЙ ЖЕ ВО УЧЕНИИ ХРИСТОВЕ СЕЙ И ОТЦА И СЫНА ИМАТЬ. АЩЕ КТО ПРИХОДИТ К ВАМ И СЕГО УЧЕНИЯ НЕ ПРИНОСИТ, НЕ ПРИЕМЛИТЕ ЕГО В ДОМ И РАДОВАТИСЯ ЕМУ НЕ ГЛАГОЛЕТЕ: ГЛАГОЛЯЙ БО ЕМУ РАДОВАТИСЯ СООБЩАЕТСЯ ДЕЛОМ ЕГО ЗЛЫМ (3 Ин. 1, 7, 9, 10, 11). Так учит Апостол Любви: любовь к Богу ставит для него преграду непереходимую естественной общительности человека с человеком!

Первый Рим, Латинский, в своем окончательном обособлении от Рима Второго, Византийского, и оказался зачинателем в истории человечества того, о чем было возвещено ему на самой заре новозаветного бытия - «отступления». Грандиозный то процесс ухода от Христовой Истины - ступенчатый, задерживающий «отступающее» человечество на отдельных ступенях, приобретающих значение самодовлеющее и облекающихся в образ той или иной «церкви», а потом и тех или иных «деноминации», иногда уже и не таящих своей сектантской природы. До предела, загодя указанного Апостолом Любви, Христово начало еще не угашается антихристовым. Но стрелка направленности всех нисходящих ступеней этой лествицы, от первой до последней, ясна! Рим Латинский - в начале этого процесса. Самоопределившись в своей самодовлеющей жизни церковной, пошел он своим путем, Создавая свое христианство, все больше и больше во всех частностях отличающееся от христианства исходного, и неустанно притязая на вселенское господство и водительство...

Хранить и являть Христову Истину, в полноте ее и неповреждннности, осталось заданием Рима Второго, против которого образовалось уже два фронта. Рядом с неверием - возникли «отступившие»! Все усилялось у последних чувство непримиримости к «верным», которых, конечно, оценивали «отступившие» уже под угол зрения «своего» христианства - ущербленного, подмененного, оземлененного. И такие бывали проявления разрушительной ненависти латинства к христианству византийскому, что затушевывать ужас их не решается порой само латинство - столь в этом отношении обычно смелое.

Темна, непривлекательна, отталкивающе-мрачна во многих отношениях история Византии этих веков... И все же, пусть с перебоями жестокими, но выполняет Византия свою миссию: и являет и хранит вверенное ей сокровище - пока не падает, наконец, под ударами обоих своих врагов, делаясь жертвой, в конечном счете, некой средней силы: мусульманского Востока. Магометанство - не язычество! Оно знает Единого Бога. Оно даже и Христа знает - и отвергает Его. Фанатизм язычества, относительно безобидный, поверхностный, примитивный в своей грубости, а потому относительно легко преодолеваемый силой Креста, нагнетается в магометанстве в силу стихийно-безпощадную. Эта сила насыщена уже и ядом «отступления», так сказать, превентивного. Что-то взято от учения Христова, но для того лишь, чтобы с тем большей силой оттолкнуться от Христианства в целом. Отвергнут Христос-Бог, отодвинутый и заслоненный «пророком», который поклоняется уже не истинному Богу, а аллаху.

Читать книгу Валерия Смирнова «Падение III Рима» (СПб., 2008) – это словно кататься на «американских горках» (они же – «русские»). Автор то возносит высотой рассуждений вверх, то заставляет падать вниз, хватаясь за кресло от ужаса. В общем, «дышите глубже: вы взволнованы!» Заранее оговорюсь – данная статья является сугубо личным отношением к названному произведению.

Для прояснения цели автора приведем несколько цитат из него: «…Господь, по Своей неизреченной милости, не оставил нас Своею благодатию до конца, и через святых Своих призывает всех русских православных людей вернуться к истокам. Если мы сделаем это, тогда и раскол преодолеем» (С.55); «мифы и сказки об ошибках в старых богослужебных книгах продолжают жить в сознании православных людей, тем самым препятствуя преодолению раскола» (С. 58); «итак, если мы исцелимся от своего новообрядоверия, которого в себе не видим, тогда и раскол преодолеем» (С. 68); «староверам также необходимо понять, что не все новообрядцы являются отъявленными нарушителями древних церковных канонов, но в основном – это заблудшие, обманутые люди, оторванные от корней своих, которым нужно просто помочь. Если мы осознаем это, тогда и раскол преодолеем» (С.74). «Преодоление» здесь – ключевое слово.

Давайте теперь зададимся вопросом, а кому нужно «преодоление» раскола? У меня создалось впечатление, что книга писалась с целью «капитального ремонта провала», образовавшегося между новообрядцами и старообрядцами. Межеумочный провал имеет название – «единоверие».

Исследователь А.Кравецкий точно подметил: после Манифеста о веротерпимости стала популярной идея о том, что единоверие следует рассматривать не как промежуточную ступень между старообрядчеством и новообрядчеством, а как самоценную и самодостаточную традицию. Валерий Смирнов ссылается и на слова патриарха Алексия II, и тогда еще митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, обращается к деяниям Поместного собора РПЦ 1971 года. Направимся к концу произведения Смирнова: «автор данной книги не призывает никого уходить в ″раскол″ – куда-то бежать из РПЦ МП. С ересями нужно бороться там, где мы есть» (С. 160). Как говорится, «мы пойдем другим путем»? Но у Третьего Рима нет другого пути – Рима четвертого. Выходит, если не получается экуменического объединения, то надо не соединять две веры, а «растить» другую? По мне так уж лучше убежденный новообрядец, чем «равночестный» единоверец: «о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3: 15-16). «Мичуринские» опыты в области веры чреваты не только изменением «цивилизационного кода» русского народа, но и гибелью нации.

У любой веры должен быть вождь. И тут «держите гроссмейстера!» В книге Валерия Смирнова появляется мифичная фигура «преподобного старообрядца Серафима Саровского» и целая глава с аналогичным названием. Читать ее было странно. Автор указывает, что в своем исследовании «Преподобный Серафим Саровский: предания и факты», историк В.А.Степашкин опровергает некоторые эпизоды официального жития новообрядческого святого, написанного Серафимом Чичаговым. Не было ни моления на камне, ни кормления медведя. Что ж! Вполне может быть. Нам кивают на крест, которым благословила на иночество Серафима Саровского мать. Мол, крест был «старого» литья, и на иконах в руках его лестовка. Но данные факты не позволяют еще приписывать Серафиму Саровскому криптостарообрядчество. Он, как мы знаем, относится к числу новообрядных старцев. Публицист А.Езеров считает, что свойством ереси «старчества» является бурное «литургическое творчество». Вспомним, что Серафиму Саровскому приписывается изобретение чина хождения по «Богородичной канавке» и освящение «благодатных» сухарей в «серафимовом» горшочке, о чем Смирнов в своей книге умалчивает. Однако желание сделать Саровского старообрядцем понятно – нужна «легитимная» и вполне популярная фигура межеумочной веры.

Глава «О крещении» вызывает только благодарность читателя за ту простоту и ясность, с которой В.Смирнов излагает сложнейшие богословские глубины этого таинства. Для староверов не будет открытием века, что обливанство – это не крещение, и родилось оно в недрах латинской ереси. Но для многих прихожан и «захожан» РПЦ данная глава может стать настоящей духовной находкой. Смирнов доказывает цитатами из святых отцов, что обливанцев надо крестить. Мы поднимаемся в горку и – бух! – резко падаем вниз. Почему? Автор не додумывает дальше мысль о том, а что если священник РПЦ сам крещен обливательно? Может ли он тогда перекрещивать в три погружения обливанцев? Крещен ли он сам?..

В постскриптуме автор под особым углом зрения посмотрел на соборные проклятия: «В XVII веке был совершен грех не только против первой заповеди Божией, но и против пятой, которая обязывает нас почитать своих родителей. Реформаторы прокляли дореформенную культуру Святой Руси (книги и обряды), т.е. все то святое и доброе, что кропотливо создавалось нашими благочестивыми предками на протяжении семи веков» (С. 119). Надо сказать, нестандартный подход, но опять-таки, упор на «старый обряд» не приемлем. Священномученик Аввакум и иже с ним умирали не за обряды и книги, а за старую ВЕРУ. Здесь В.Смирнов религиозный конфликт трактует как столкновение двух культур – древнерусской и западной: «Старый обряд (чин, пение, произношение, иконопись, архитектура, тексты и т.д.) очень красив. Именно пение и красота богослужения произвели на св. Владимира глубокое впечатление и во многом определили выбор веры…» (С. 119). Духовный выбор веры св. Владимиром и свщмч. Аввакумом низводится автором на материальный уровень. Эту вульгаризацию духовных запросов озвучил Остап Бендер: «Батистовые портянки будем носить, крем Марго кушать».

Последняя глава «Никонианство и ересь жидовствующих» заставила меня несколько пересмотреть представления о корнях раскола Русской Церкви. Чего только стоит пример с переносом в суточном богослужебном круге 9-го часа! Смирнов цитирует настоятеля старообрядческой общины (РДЦ) г.Санкт-Петербурга священноиерея Олега Морозова: «В 9-м часу распятый иудеями на кресте Христос умер – наступила Его физическая смерть. Это и вспоминается христианами в молитвах на 9-м часе. Далее на Литургии прославляется Воскресение Господа нашего Исуса Христа. Перенесение же 9-го часа назад, к Вечерне (или ко Всенощному бдению) означает, что сначала иудеи распяли Христа, и Он умер, а теперь они ожидают ″спасителя″, ведь дальнейший ход богослужения означает ожидание Спасителя. Возникает вопрос: какого? Если для них это ″спаситель″, то для нас – антихрист, так как после распятия и воскресения Христа никаких спасителей больше не будет». Раньше мне казалось, что истоки раскола находятся в Смуте XVII века, об этом писал Пьер Паскаль, ему вторят историки староверия. Теперь думаю, что ересь жидовствующих претерпела метаморфозу, но не пропала в XV веке. Она ждала своего часа, пробившего в веке XVII-ом. Вопрос «наши в городе есть?» – звучит злободневно…

В нынешнем году исполнилось 350 лет Московскому Собору 1654 г., принявшему решение о введении новых церковных обрядов и исправлении русских богослужебных книг по греческим образцам. Это привело к многовековому расколу Русской Церкви и русского народа, который трагическим эхом отозвался в русской истории и не изжит до сих пор.

Причины церковного раскола кроются не только в самом беспокойном XVII веке, который принято называть "бунташным", и не только в людях той эпохи. Истинные причины раскола сокрыты в толще веков, как корни дерева в земле┘

В XV веке Византийская империя, ослабленная междоусобицами, погибала под натиском турецких полчищ. От великой христианской державы, которой некогда принадлежало полмира, остался практически один Второй Рим - Константинополь. Предпоследний греческий император Иоанн VIII Палеолог решился искать поддержки у сильной и богатой католической Европы. Условие ее было известно - заключение союза (унии) между Восточною и Западною Церквами. После длительных переговоров 5 июля 1439 г. Иоанн VIII и Папа Евгений IV подписали на Соборе во Флоренции текст унии, формально воссоединившей православный Восток и католический Запад после раскола 1054 г. Подписал этот документ и глава поместной Русской Церкви Митрополит Исидор. Но великий московский князь Василий Темный не принял унию, и митрополит, вернувшийся было из Италии на Русь, бежал в Рим. Вместо грека Исидора на митрополичий престол был возведен русский епископ Иона. С этого момента начинается история самостоятельности Московской митрополии, впоследствии преобразованной в Патриархию.

С этого же момента начинается охлаждение русских к грекам. И раньше на Руси византийцев недолюбливали, а теперь в каждом приезжем с Востока готовы были видеть "еретика", предавшего отеческую веру, и "латинянина". А падение Константинополя в 1453 г. было воспринято как Божья кара грекам за измену православию.

С захватом турками Второго Рима и славянских государств на Балканах в Москве укрепилась мысль, что именно Русь теперь является единственным оплотом истинной православной веры. В начале XVI века мысль эту в виде аксиомы сформулировал старец Филофей, писавший, что: "Первый Рим (древний) пал от нечестия, Второй Рим - от засилия мусульман, Третий Рим - Москва, а четвертому не бывать". Сходного мнения придерживался и преподобный Иосиф Волоцкий, который, по мысли русского мыслителя Георгия Федотова, "более чем кто-либо наложил отпечаток на стиль двухвекового московского царства и московской религиозности". Иосиф Волоцкий так, например, писал о Русской Церкви: "Ее же достоит наречь земным небом, сияющую как великое солнце посреди русской земли, украшенную всяческими видами: и чудотворными иконами, и мощами святых. И если благословил Бог в созданных жить, в ней пребывает и нигде более".

Старые и новые обряды

Русские, считавшие свою Церковь последним оплотом вселенского православия, тщательно сохраняли древние обряды византийского богослужения. Обряды эти воспринимались на Руси как неизменный атрибут правой веры, как древнехристианское предание, ибо так учили святые отцы, например, Василий Великий, писавший, что: "Из догматов и исповеданий, соблюдаемых в Церкви, иные имеем в учении, изложенном в Писании, а другие, дошедшие до нас от апостольского предания, приняли мы в тайне. Но и те и другие имеют одинаковую силу для благочестия". К апостольскому преданию св. Василий относил крестное знамение, обращение в молитве на Восток, евхаристические молитвы, троекратное погружение человека при крещении и многое другое.

Себе, строгим ревнителям древнего благочестия и верным хранителям старых обрядов, русские противопоставляли греков, у которых "православие пестро стало от насилия турского Магмета". Действительно, за века турецкого владычества греки в значительной мере утратили чинность и красоту богослужения, допуская сокращения и изменения, в то время как русские хранили древнюю византийскую службу. В XVII веке эта долгая, многочасовая служба удивляла и утомляла самих греков. Архидиакон Павел Алеппский, посетивший Россию в 1654-1656 гг. в свите своего отца, Антиохийского Патриарха Макария, и написавший книгу об этой поездке, рассказывал о русском богослужении: "Мы выходили из церкви, едва волоча ноги от усталости и беспрерывного стояния без отдыха и покоя┘ Во время службы русские стоят, как статуи, молча, тихо, делая непрерывно земные поклоны┘ Несомненно, что все эти люди святые: они превзошли подвижников в пустынях! Мы же вышли изнуренные усталостью, стоянием на ногах и голодом". Так грек Павел удивлялся греческому же богослужению, принятому Русью от Византии вместе с христианством┘

В XV-XVII веках в греческих церковных обрядах произошли некоторые изменения, сделавшие их отличными от древней византийской и современной русской богослужебной практики. Самым существенным и наиболее заметным было изменение перстосложения для совершения крестного знамения: если в древности оно творилось двумя пальцами, то теперь греки складывали для крестного знамения три пальца. Были и другие различия. Так, например, если в древности литургию совершали на семи просфорах, то теперь греки служили на пяти, а то и на одной просфоре. Если в древности крестный ход шел посолонь - за Солнцем-Христом, то теперь греки ходили против солнца. Если в древности на великопостной молитве св. Ефрема Сирина клали земные поклоны, то теперь греки заменили их поясными. Были и другие, более "мелкие" отличия. От греков новые обряды переняли балканские славяне, украинцы и белорусы, находившиеся в юрисдикции Константинопольского Патриарха.

Разница в обрядах между Русью и остальным православным миром была очень существенна, и русским на это постоянно указывали греческие иерархи, неоднократно приезжавшие в середине XVII века в Москву для сбора милостыни. Они же внушали молодому царю Алексею Михайловичу мысль о воссоздании великой Византийской империи. Греки советовали юному государю начать войну с Турцией, разгромить ее и водрузить крест над поруганным константинопольским собором Св. Софии - главным храмом православного мира. Тогда, говорили гости с Востока, Алексей Михайлович станет самодержцем всего православного мира, а московский Патриарх Никон - Вселенским Патриархом. Сладкие речи греков так прельщали юного государя, что, провожая из Москвы Антиохийского Патриарха Макария, царь говорил: "Молю Бога, прежде чем умру, видеть его в числе четырех патриархов, служащим в Св. Софии и нашего Патриарха пятым вместе с ними!" Перспектива "греческого проекта" была очень заманчивой, но для ее достижения нужно было устранить разницу между русскими и греческими обрядами.

Никон, шестой по счету Московский Патриарх, полностью доверялся приезжим "советникам", которые уверяли, что обрядов, подобных московским, Восточная Церковь не знала и не знает. Они утверждали, что русские обряды - новые, испорченные, а греческие - старые и верные. Однако, как писал профессор Московской Духовной академии, историк Николай Каптерев в своем фундаментальном труде "Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович" (1909-1912): "Древние наши церковные чины и обряды никогда никем у нас не искажались и не портились, а существовали в том самом виде, как мы, вместе с христианством, приняли их от греков, только у греков некоторые из них позднее изменились, а мы остались при старых, неизменных".

Московский Собор 1654 года

В начале Великого поста 1653 г. Никон разослал по храмам Москвы указ о введении троеперстного крестного знамени и отмене земных поклонов. На многих русских людей этот указ произвел гнетущее впечатление. В Москве собрались встревоженные священники, среди которых был и знаменитый "протопоп-богатырь" Аввакум, впоследствии вспоминавший в своем прославленном "Житии": "Мы же задумались, сошедшись между собою; видим, яко зима хочет быть; сердце озябло, и ноги задрожали". Эти священники, защитники древних церковных преданий, написали и подали Алексею Михайловичу челобитную в защиту старых обрядов, которую царь не замедлил передать Никону. По приказу Патриарха многие из "строптивцев" были арестованы и отправлены в ссылку.

В то же время по поручению Никона на Афон для покупки книг, необходимых для церковной реформы, отправился ученый инок Арсений Суханов. В 1655 г. Арсений вернулся в Москву, привезя около пятисот древних книг. Это были преимущественно греческие рукописи, из которых только семь можно было использовать для исправления богослужебных книг. Впрочем, впоследствии ни одна из этих древних рукописей не была использована.

А Никон, расправившись со своими обличителями и почувствовав себя свободнее, решил устроить церковный Собор и, прикрываясь его авторитетом, "законно" продолжать реформы. По предложению Патриарха царь созвал в 1654 г. Собор, чтобы рассмотреть и отменить те русские чины и обряды, которые отличались от современных греческих.

Точная дата проведения Собора неизвестна. Предполагают, что он состоялся в феврале или марте, поскольку в середине XVII века церковные Соборы традиционно проводились накануне или в самом начале Великого поста. Историк XIX века, митрополит Макарий (Булгаков) в своей "Истории Русской церкви" писал, что "Собор был созван в марте или в апреле┘ после 27 февраля и прежде 2 мая". Современный историк Сергей Лобачев считает, что Собор заседал 12 февраля - в первое воскресенье поста (неделя Православия).

По мнению профессора Каптерева, Никон пригласил на Собор лишь тех лиц, "от которых не ожидал себе никакого противоречия, которые дрожали перед всемогущим патриархом и не отваживались на заявление своих, неугодных ему мнений". В Москву прибыли пять митрополитов: Макарий Новгородский, Корнилий Казанский, Иона Ростовский, Селивестр Крутицкий, Михаил Сербский; четыре архиепископа: Софроний Суздальский, Маркел Вологодский, Мисаил Рязанский, Макарий Псковский и епископ Павел Коломенский. Также на Соборе присутствовали одиннадцать архимандритов и игуменов, тринадцать протопопов и несколько приближенных царя.

На Соборе выступали только царь и Никон, прочие же присутствовавшие молчали, не смея перечить и одобряя все решения единогласно. Каптерев считал, что причиною удивительного единогласия соборян был тонкий психологический ход, предпринятый царем и Патриархом: "На Соборе кроме подбора известных лиц предприняты были и особые меры, чтобы решение поставленных Никоном вопросов совершалось обязательно в известном наперед, Никоном и царем предрешенном смысле┘ На Соборе 1654 года царь первый подает голос, а за ним и все другие за такое или иное решение поставленного Никоном вопроса. И царь делает такой необычный для него поступок, конечно, с особою целью, чтобы своим подавляющим царским авторитетом предупредить со стороны Собора возможность отрицательного ответа на поставленный Никоном вопрос. Расчет был верный".

Заседание Собора началось с выступления Патриарха. Обращаясь к соборянам, Никон говорил, что нужно истреблять всякие новины в Церкви, а все, преданное святыми отцами, сохранять безо всякого повреждения и изменения. Патриарх, выступая якобы против церковных новшеств, на самом деле готовился предложить Собору новые обряды. Каптерев писал, что Никон, действуя по чужому наущению, "русские церковные чины, несогласные с тогдашними греческими, прямо называет на Соборе неправыми и нововводными, между тем как в действительности это были правые, старые греческие чины и обряды, некогда перешедшие на Русь от православных греков и у нас неизменно сохраняемые". Большинство иерархов не уразумели хитрости Никона и безропотно пошли за ним. Единственным, кто выступил против Патриарха и новых обрядов, был Павел, епископ Коломенский и Каширский. По свидетельству современников, это был весьма образованный и начитанный человек, прекрасный знаток Священного Писания, святоотческого предания и церковного устава.

После речи Патриарха Собору было предложено несколько примеров, свидетельствующих о различии русских и греческих обрядов (о времени служения воскресной литургии, об открытии царских врат до великого входа, о положении мощей при освящении церкви и проч.). Всякий раз, говоря об этих отличиях, Никон предлагал переменить их по греческому образцу, ложно ссылаясь на древние книги, а Собор неизменно давал на это свое согласие.

Но вот Патриарх предложил обсудить вопрос об отмене земных поклонов на великопостной молитве Ефрема Сирина. Соборяне уже послушно соглашались, как тут отважился встать и произнести речь Павел Коломенский.

Судя по всему, епископ заранее готовился к выступлению. В своей речи он высказался в защиту церковного предания - великопостных поклонов, аргументируя свои слова ссылками на две древние рукописные книги. Как рассказывает архидиакон Павел Алеппский, епископ говорил:

С того времени как мы сделались христианами и получили правую веру по наследству от отцов и дедов благочестивых, мы держались этих обрядов и этой веры и теперь не согласны принять новую веру!

Но слова святителя не были услышаны, и Собор, уступая давлению царя и Патриарха, дал согласие на исправление русских богослужебных книг по греческим образцам. Павел Алеппский сообщает, что, когда все архиереи подписывали соборное постановление, "коломенский епископ, будучи нрава строптивого, не хотел принять и одобрить этот акт, ни приложить свою руку, не говоря уже о том, чтобы дать свое засвидетельствование". Однако принятая на Соборе формулировка "впредь быть исправлению в печатании божественных книг против древних книг" не содержала в себе ничего еретического, и поэтому святитель все-таки поставил подпись под соборным деянием, особо оговорив свое мнение о поклонах.

Впоследствии, увидев, что такая "правка" книг грозит расколом Русской Церкви, Павел отказался от своей подписи под соборными деяниями. Таким образом, коломенский епископ стал единственным русским архиереем, посмевшим открыто выступить против реформ Никона. "Но Павел жестоко должен был поплатиться за свою дерзость, за свою попытку выражать на Соборе свое собственное суждение о деле, несогласное с мнением Патриарха" (Н.Каптерев). Епископ был незаконно лишен сана, зверски избит, брошен в темницу, отправлен в далекую ссылку, а затем тайно умерщвлен.

Правка книг и ее итоги

Историками убедительно доказано, что исправление книг, одобренное Собором, последовало отнюдь не по древним византийским и славянским рукописям, как того требовало соборное решение, а по современным новогреческим и западнорусским книгам. Единственным критерием такой "правки" были слова Никона, обращенные к главному справщику Арсению Греку: "Печатай, Арсен, книги как-нибудь, лишь бы не по-старому!" При этом справщики уверяли всех, что правят книги по древним рукописям. Так, например, в предисловии к новому Евхологию (служебнику), изданному в 1655 г., они утверждали, что: "...исправилась сия Божественная книга служебник с древних греческих и славянских книг святой горы Афона". На самом деле это был подлог, как писал протоиерей Георгий Флоровский в своей монографии "Пути русского богословия": "Исправлял" Никон церковные чины по современному печатному греческому Евхологию, ради практического совпадения с греками. Это не было возвращением к "древности" или к "старине", хотя и предполагалось, что "греческое" тем самым древнее и старше. И того же порядка держались при Никоне и в книжной справе. За основу для нового славянского текста принималась обычно новопечатная греческая книга┘ Рукописи, привезенные с Востока Сухановым, не были и не могли быть употреблены в дело в достаточной мере и с должным вниманием".

Кроме того, самое дело правки книг было поручено "искусным мужам" - людям весьма сомнительным, таким, например, как Арсений Грек, прожженный авантюрист, неоднократно менявший свое вероисповедание, или Епифаний Славинецкий, "превосходный латинист" и верный клеврет Никона. К тому же новые справщики оказались бездарными переводчиками, во всем слепо следовавшими греческому оригиналу, поэтому их тексты отличались нелепым буквализмом и невразумительностью. Каптерев так писал о новых переводчиках и результате их "творческих мук": "Несомненно, что Арсений, как иностранец-грек, не настолько, однако, владел русским языком, чтобы постичь все его тонкости, понимать все его особенности и оттенки, уметь всегда подыскать нужное слово, нужный оборот речи┘ почему его переводы, естественно, во многом отличались от старых, нередко уступали им в ясности, точности, в уместности того или другого выражения, казались иногда двусмысленными и соблазнительными... Другим видным переводчиком при Никоне и после него был Епифаний Славинецкий. Этот переводчик известен как крайний приверженец буквализма в переводе - он в жертву буквализму приносил ясность и понятность самой речи, сочинял собственные слова и их сочетания, очень искусственные и маловыразительные, лишь бы быть ближе к подлиннику, отчего его переводы всегда неуклюжи, нередко темны и малопонятны, так что смысл некоторых наших церковных песней и сейчас усвояется с трудом".

Так началась замена новым церковным обрядом и уставом древних обрядов, принятых Русью вместе с православием от Византии и неизменно сохраняемых веками. Причем, как верно заметил Флоровский, "главная острота Никоновской "реформы" была в резком и огульном отрицании всего старорусского чина и обряда. Не только его заменяли новым, но еще и объявляли ложным, еретическим, почти нечестивым. Именно это смутило и поранило народную совесть".

С Собора 1654 г. началась церковная реформа Патриарха Никона. По мнению писателя Александра Солженицына, итог реформы был ужасен: "Через 40 лет после едва пережитой народом Смуты - всю страну, еще не оправившуюся, до самой основы, духовной и жизненной, потряс церковный раскол. И никогда уже - опять-таки на 300 лет вперед - православие на Руси не восстановилось в своей высокой жизненной силе, державшей дух русского народа больше полутысячи лет. Раскол отозвался нашей слабостью и в ХХ веке". Как полагает писатель, если бы не было реформы Никона, то "не в России бы родился современный терроризм и не через Россию пришла бы в мир ленинская революция: в России староверческой она была бы невозможна!"

В 1654 году в Москве состоялся печально знаменитый Собор, принявший решение об исправлении русских богослужебных книг «против древних харатейных и греческих. Однако книжная справа, одобренная Собором, велась не по древним рукописям, а по новогреческим изданиям, напечатанным в европейских типографиях. Это привело к расколу русского народа на старообрядцев и новообрядцев. Причины церковного раскола кроются не только в самом беспокойном XVII веке, который принято называть «бунташным», и не только в людях той эпохи. Истинные причины раскола сокрыты в веках, как корни дерева в земле.

Уния, подписанная 5 июля 1439 года в городе Флоренции византийским императором Иоанном VIII и Римским Папой Евгением IV, была осуждена большинством греческого духовенства и народа. Знаменитый православный богослов Геннадий Схоларий грозил вероотступникам-униатам, предрекая скорое падение Константинополя и рабство греков: «Несчастные ромеи! Чего вы смутились и удалились от надежды на Бога? Зачем понадеялись на помощь франков и вместе со столицею, которой суждено погибнуть, утратили и веру вашу? Милостивый Боже мой! Свидетельствую пред лицом Твоим, что неповинен я в таковом грехе. Знаете ли, несчастные граждане, что вы делаете? С порабощением, которое сбудется над вами, утратили вы отеческое предание и исповедали нечестие. Увы, горе вам в день судный».

Среди иерархов, подписавших унию, был и глава Русской Церкви митрополит Исидор. Но великий князь Василий II Темный (1415-1462) не принял унию, и митрополит, вернувшийся было в Москву, бежал в Рим. Вместо грека Исидора на архипастырский престол был возведен русский епископ Иона. С этого времени начинается автокефалия (независимость) Московской митрополии, впоследствии преобразованной в патриархию. С тех пор начинается и охлаждение русских к грекам. И раньше на Руси византийцев недолюбливали: «суть бо греци лстивы» (Повесть временных лет)7, а теперь в каждом приезжем с Востока готовы были видеть «еретика», предавшего отеческую веру, «латинянина» и «христопродавца». А падение Царьграда в 1453 году было воспринято как Божья кара грекам за измену православию.

С захватом турками Константинополя и славянских государств на Балканах в Москве укрепилась мысль, что именно Русь теперь является единственным независимым оплотом истинной христианской веры. В начале XVI века мысль эту в виде аксиомы сформулировал старец Филофей из Пскова, писавший: «Первый Рим (древний) пал от нечестия, Второй Рим - от засилья мусульман, Третий Рим - Москва, а четвертому не бывать». Сходного мнения придерживался и преподобный Иосиф Волоцкий (t 1515), который, по мысли религиозного философа Г.П. Федотова, «более, чем кто-либо, наложил отпечаток на стиль двухвекового московского царства и московской религиозности». Святой Иосиф писал о Русской Церкви: «Ее же достоит наречь земным небом, сияющую как великое солнце посреди русской земли, украшенную всяческими видами: и чудотворными иконами, и мощами святых. И если благословил Бог в созданных жить, в ней пребывает и нигде более».

Русские, считавшие свою Церковь последней твердыней православия, бережно сохраняли древние обряды истового византийского богослужения. Того богослужения, которое некогда поразило в Царьграде послов киевского князя Владимира, - «служения чин зело честен и предстояние всех людей благоговейно». Обряды эти воспринимались московскими богословами как неизменный атрибут правой веры, как древнехристианское предание, ибо так учили святые отцы. Например, Василий Великий (f 379) писал в книге «О Святом Духе»: « Из догматов и проповедей, соблюденных в Церкви, иные имеем в учении, изложенном в Писании, а другие, дошедшие до нас от апостольского предания, прияли мы в тайне. Но те и другие имеют одинаковую силу для благочестия. И никто не оспаривает последних, если хотя несколько сведущ он в церковных постановлениях».

К апостольскому преданию святой Василий относил крестное знамение, обращение при молитве на восток, евхаристические молитвы, троекратное погружение крещаемого человека и многое другое. Себе, строгим ревнителям «древлего благочестия» и верным хранителям старых обрядов, русские противопоставляли греков, у которых «православие пестро стало от насилия турского Магмета». Действительно, за века турецкого владычества греки в значительной мере утратили чинность и красоту богослужения, допуская сокращения и изменения в то время, как русские твердо держали византийскую уставную службу. В XVII веке эта древняя, долгая служба удивляла и утомляла самих греков. Архидиакон Павел Алеппский, посетивший Россию в 1654-1656 годах в свите отца своего, антиохийского патриарха Макария, и написавший книгу об этой поездке, не раз восхищался русским благочестием: Какая твердость и какие порядки! Эти люди не скучают, не устают, и им не надоедают беспрерывные службы и поклоны... Кто поверит этому? Они превзошли подвижников в пустынях. Но Творец свидетель, что я говорю правду!»

Так грек Павел дивился греческому же богослужению, принятому Русью от Византии вместе с верой Христовой. В XV-XVII веках православный Восток испытывал сильное влияние европейской религиозности. Особенно значительно было влияние Католической Церкви, основными проводниками которого стали богослужебные книги, печатавшиеся для греков в Италии. Греческой общине Венеции принадлежала крупнейшая типография, открытая при участии латинян: «При поддержке Св. Престола и венецианского правительства в этой общине были основаны школа... и ряд издательств, долгое время остававшихся наиболее влиятельными в грекоязычном мире».

Не без влияния книг, напечатанных в итальянских типографиях, на Востоке произошли некоторые изменения в обрядах, сделавшие их отличными от древней византийской и современной русской богослужебной практики. Самым существенным и наиболее заметным было изменение крестного знамения. Если в древности оно творилось двумя перстами (средним и указательным), то теперь греки складывали для крестного знамения три перста (большой, указательный и средний). Были и другие различия. Например, если в древности литургию совершали на семи просфорах12, то теперь греки служили на пяти, а то и на одной просфоре. Изменился вид печати на верхней части просфоры.

В древности на ней изображались трисоставный (восьмиконечный) крест и евангельские слова «Се Агнец Божий, вземляй грехи мира» (Ин. 1,29). Теперь греки использовали печать с четырехконечным крестом и надписью «IC ХС NIK А» (Иисус Христос побеждает). Если в древности крестный ход обходил храм посолонь - за Солнцем-Христом, то теперь греки ходили против солнца. Если в древности на великопостной молитве святого Ефрема Сирина «Господи и Владыко животу моему...» клали земные поклоны (метания), то теперь греки заменили их поясными. Изменилось произношение славословия «аллилуйя» при чтении псалмов. В древности греки произносили сугубую (двукратную) «аллилуйю» - «Аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе, Боже». С XV века они стали читать трегубую (троекратную) «аллилуйю » - «Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе, Боже». Были и другие, более «мелкие» отличия. От греков новые обряды переняла прочая паства константинопольского патриарха - балканские славяне, украинцы и белорусы.

Разница в обрядах между Русью и остальным православным миром была существенна, и русским на это постоянно указывали греческие иерархи, приезжавшие в середине XVII века в Москву для сбора милостыни. Они же внушали царю Алексею Михайловичу (1629- -1676) мысль о воссоздании великой Византии. Греки советовали юному государю начать войну с Турцией, разгромить ее и водрузить крест над поруганным храмом святой Софии в Царьграде. Тогда, говорили гости с Востока, Алексей Михайлович станет самодержцем всего православного мира, а московский патриарх Никон - вселенским патриархом, папой Нового Рима. Перспектива «греческого проекта» была очень заманчивой, но для ее достижения нужно было устранить разницу между русскими и греческими обрядами. Никон (1605-1681), шестой московский патриарх, был человеком честолюбивым, но малообразованным и потому полностью доверялся приезжим «советникам», которые уверяли, что обрядов, подобных московским, Восточная Церковь не знает.

Они утверждали, что русские обряды - новые и испорченные, а греческие - старые и правые. Однако, как писал историк Н.Ф. Каптерев (1847-1918), «древние наши церковные чины и обряды никогда никем у нас не искажались и не портились, а существовали в том самом виде, как мы, вместе с христианством, приняли их от греков. Только у греков некоторые из них позднее изменились, а мы остались при старых, неизменных». С этим согласны современные историки, например, Л.Н. Гумилев (1912-1992), писавший: «Доказано (в частности, Е.Е. Голубин ским - самым авторитетным историком Церкви), что русские вовсе не исказили обряд и что в Киеве при князе Владимире крестились двумя перстами - точно так же, как крестились в Москве до середины XVII в.»14.

В начале Великого поста 1653 года Никон разослал по храмам Москвы «память» (циркуляр) о введении новых обрядов: «Год и число. По преданию святых апостол и святых отец, не подобает во церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны, еще же и тремя персты бы крестились». На многих русских христиан эта «память» произвела гнетущее впечатление. В Москве собрались благочестивые священники, среди которых был и знаменитый «протопоп-богатырь» Аввакум, впоследствии вспоминавший: «Мы же задумалися, сошедшеся между собою. Видим, яко зима хочет быти. Сердце озябло, и ноги задрожали»15. Эти священники, верные защитники древних церковных преданий, написали и подали Алексею Михайловичу челобитную против введения новых обрядов, которую царь не замедлил передать Никону.

По приказу патриарха многие из «строптивых» священников были арестованы и сосланы. Расправившись со своими главными обличителями и почувствовав себя свободнее, Никон решил устроить церковный Собор и, прикрываясь его авторитетом, «законно» продолжать реформы. По предложению патриарха царь созвал в 1654 году Собор, чтобы рассмотреть и отменить те русские чины и обряды, которые отличались от современных греческих. Каптерев писал, что патриарх, действуя по чужому наущению, «русские церковные чины, несогласные с тогдашними греческими, прямо называет на Соборе неправыми и нововводными, между тем как в действительности это были правые, старые греческие чины и обряды, некогда перешедшие на Русь от православных греков и у нас неизменно сохраняемые»16. Точная дата проведения Собора неизвестна.

Предполагают, что он состоялся в феврале или марте, ибо в середине XVII века церковные Соборы традиционно проводились накануне или в самом начале Великого поста. Церковный историк митрополит Макарий (Булгаков) писал: «Собор был созван в марте или в апреле... после 27 февраля и прежде 2 мая»17. Современный историк C.B. Лобачев считает, что Собор заседал 12 февраля - в первое воскресенье поста (Неделя православия) 1Я. На Собор Никон постарался созвать лишь тех лиц, «от которых не ожидал себе никакого противоречия, которые дрожали перед всемогущим патриархом и не отваживались на заявление своих, неугодных ему мнений»19. Прибыли пять митрополитов: Макарий Новгородский, Корнилий Казанский, Иона Ростовский, Селивестр Крутицкий, Михаил Сербский; четыре архиепископа: Софроний Суздальский, Маркел Вологодский, Мисаил Рязанский, Макарий Псковский и епископ Павел Коломенский.

Также на Соборе присутствовали одиннадцать архимандритов и игуменов, тринадцать протопопов и несколько приближенных царя. На Соборе выступали только царь и патриарх, прочие же присутствовавшие молчали, не смея перечить и одобряя все решения единогласно. Каптерев считал, что причиной удивительного единодушия соборян был тонкий психологический ход, предпринятый царем и патриархом: «На Соборе, кроме подбора известных лиц, предприняты были и особые меры, чтобы решение поставленных Никоном вопросов совершалось обязательно в известном наперед, Никоном и царем предрешенном смысле... На Соборе 1654 года царь первый подает голос, а за ним и все другие за такое или иное решение поставленного Никоном вопроса.

И царь делает такой необычный для него поступок, конечно, с особою целью, чтобы своим подавляющим царским авторитетом предупредить со стороны Собора возможность отрицательного ответа на поставленный Никоном вопрос. Расчет был верный». Заседание Собора началось с выступления патриарха. Обращаясь к соборянам, Никон говорил, что должно истреблять всякие новины в Церкви, а все, преданное святыми отцами, должно сохранять безо всякого повреждения, приложения и изменения. Патриарх, выступая якобы против церковных новшеств, на самом деле готовился предложить Собору новые греческие обряды. Но большинство иерархов не уразумело хитрости Никона и безропотно пошло за ним. Единственным, кто выступил против Никона и новых обрядов, был святитель Павел Коломенский.

По свидетельству современников, он был весьма образованным и начитанным человеком, знатоком Священного Писания и церковного устава. Старообрядцы говорили, что Павел был «муж свят и разума святых писании исполнен»21. И даже никониане22 признавали, что был «той епископ читатель Божественного писания и добре веды наставляти к Богу шествующия»23. После патриаршего обращения Собору был задан первый вопрос: «Новым ли нашим печатным служебникам поселодовати или греческим и нашим старым, которые купно обои един чин и устав показу ют?» Царь, а за ним и покорные иерархи ответствовали: «Достойно и праведно исправити противо старых харатейных и греческих». После этого Собору было предложено несколько примеров, свидетельствующих о различии русских и греческих обрядов (о времени служения воскресной литургии, об отверстии царских врат до великого входа, о положении мощей при освящении церкви и проч.).

Всякий раз, говоря об этих отличиях, Никон предлагал переменить их по греческому образцу, ложно ссылаясь на древние книги, а Собор неизменно давал на это свое согласие: « И мы такоже утверждаем быти, якоже греческие и наши старые книги и уставы повелевают»; «Быти по правилом святых отец и по уставу, якоже древние потребники пишут». Но вот патриарх предложил Собору обсудить вопрос о земных поклонах на великопостной молитве святого Ефрема Сирина: «Во уставах греческих, и в наших старых написано о поклонах в великую Четыредесятницу, а в новых не против греческих и старых положено, и о сем должно истинно испытати». Соборяне уже послушно отвечали: «Положите против древних уставов», - как тут отважился встать и произнести речь Павел Коломенский. Судя по всему, он заранее готовился к выступлению. В своей речи владыка высказался в защиту церковного предания - великопостных поклонов, при этом свои слова он аргументировал ссылками на два древних рукописных устава. Впрочем, епископ выступил не только против отмены земных поклонов, но и вообще против введения новых обрядов.

Святитель «советовал любопрением великому государю нашему, благочестивейшему царю, такожде и святейшему патриарху, и всему освященному Собору таковое новоначатое дело оставити и до конца истребити». Но слова святителя не были услышаны, и Собор, уступая давлению царя и патриарха, дал согласие на справу русских богослужебных книг по греческим образцам. Павел Алеппский сообщает, что, когда все архиереи прилагали свои подписи к соборному постановлению, «коломенский епископ, будучи нрава строптивого, не захотел принять и одобрить тот акт, ни приложить свою руку, не говоря уже о том, чтобы дать свое засвидетельствование»25. Однако формулировка «Впредь быти исправлению в печатном тиснении Божественным книгам против древних харатейных и греческих книг уставов, потребников, служебников же и часословов » не содержала в себе ничего еретического, и поэтому святитель все-таки подписал соборное деяние.

Впрочем, под подписью владыка Павел добавил следующие слова, непреклонно оговаривая свое особое мнение о поклонах: «А что говорил на святем Соборе о поклонех и тот устав харотеиной во оправдание положил зде, а другой писмяной». Историками доказано: исправление книг, одобренное Собором, последовало отнюдь не по древним византийским и славянским рукописям, как того требовало соборное решение, а по современным книгам, изданным в Венеции. Новые переводы сверялись и исправлялись по современным же книгам, напечатанным в Киеве и Вильно26. Американский исследователь П.И. Мейендорф пишет: «Кап терев и др. историки старообрядчества допустили, что реформы основывались не только на древних рукописях, но и на печатных греческих венецианских изданиях и на славянских “литвинских” книгах, вышедших из-под пресса в типографиях Речи Посполи той.

Русские литургисты (А.А. Дмитриевский и другие) сделали открытие, что венецианские книги не совпадают не только со славянскими, но и с древними греческими манускриптами. Иногда русские старопечатные дониконовские издания оказывались более верными старым греческим спискам»27. Единственным критерием такой «справы» были слова патриарха, обращенные к главному справщику Арсению Греку: «Печатай, Арсен, книги как-нибудь, лишь бы не по-старому!»28 При этом справщики уверяли всех, что правят книга по древним рукописям. Например, в предисловии к новому Служебнику, изданному в 1655 году, они заявляли, что «исправися сия Божественная книга служебник с древних греческих книг святыя горы Афона и прочих, и харатейных славянских». Это была ложь. Кроме того, самое дело справы было поручено «искусным мужам» -- людям сомнительным, таким, как авантюрист Арсений Грек, неоднократно менявший вероисповедание. К тому же новые справщики оказались плохими переводчиками, слепо следовавшими греческому оригиналу, поэтому их тексты отличались нелепым буквализмом и изобиловали ошибками.

«Новые московские тексты калькируют греческий текст и создают неудобочитаемые обороты на славянском языке, ранние тексты оказываются часто более понятными»29. Так началась замена новым церковным обрядом и уставом древних традиций, принятых Русью вместе с православием от Византии и неизменно сохраняемых веками. Религиозный мыслитель протоиерей Георгий Флоровский писал: «Главная острота Никоновской “реформы” была в резком и огульном отрицании всего старорусского чина и обряда. Не только его заменяли новым, но еще и объявляли ложным, еретическим, почти нечестивым. Именно это смутило и поранило народную совесть»30. Настоящим символом этой раненой народной совести можно считать святителя Павла, который, увидев, что такая книжная справа грозит расколом Русской Церкви, отказался от своей подписи под соборными деяниями, «загладив своя подписания». Так коломенский епископ стал единственным русским архиереем, посмевшим открыто выступить против реформ.

«Но Павел жестоко должен был поплатиться за свою дерзость, за свою попытку выражать на Соборе свое собственное суждение о деле, несогласное с мнением патриарха»32. Епископ был незаконно лишен сана, избит, брошен в темницу, отправлен в далекую ссылку, а затем тайно умерщвлен по приказу Никона. Так с Собора 1654 года началась церковная реформа царя Алексея Михайловича и патриарха Никона. По мнению А.И. Солженицына, итог реформы был ужасен: «Это привело к жесточайшему преступлению анафемы собственному народу и войны против него за “никонианскую реформу” (когда уже и сам Никон отошел от “греческого проекта”).

Через 40 лет после едва пережитой народом Смуты всю страну, еще не оправившуюся, до самой основы, духовной и жизненной, потряс церковный Раскол. И никогда уже - опять-таки на 300 лет вперед - православие на Руси не восстановилось в своей высокой жизненной силе, державшей дух русского народа больше полутысячи лет. Раскол отозвался нашей слабостью и в XX веке»33. Как полагал Солженицын, если бы не было реформы Никона, то «не в России бы родился современный терроризм, и не через Россию пришла бы в мир ленинская революция: в России староверческой она была бы невозможна!»